Вы мгновенно определяете, где лево, а где право? Если да — прекрасно, потому что, как показывают психологические исследования, это не самая лёгкая для человека задача. Публикуем статью, в которой ученый-когнитивист Кензи Куперрайдер рассказывает, как культура формирует наше мышление, почему привычка воспринимать мир по «отношению к себе» неестественна для нас как вида и от каких факторов могло зависеть переключение человеческого мышления с природного геоцентрического на искусственное эгоцентрическое.
«Где лево, а где право?» — для кого-то этот вопрос остаётся нерешенным и во взрослом возрасте. И в этом нет ничего удивительного — психологам давно известно, что лево и право очень сложно поддаются запоминанию. Удивительно другое: люди, которые с трудом различают правую и левую сторону, с лёгкостью ориентируются по сторонам света и объектам, расположенным в разных точках пространства. Так, может быть, дело не в когнитивных способностях отдельных людей, а в том, что система пространственного мышления, которую мы впитываем со своей культурой, априори чужда нам как виду, нашему способу восприятия пространства? Сегодня мы предлагаем перевод статьи ученого-когнитивиста из Университета Чикаго Кензи Куперрайдера, в которой он описывает психологические исследования, помогающие нам понять, как культура формирует наше мышление.
Деление мира на «лево» и «право» страннее, чем вы думаете
Возьмём эксперимент 2009 года с участием лишь исследователя, ребенка и инструкции из пары слов. Исследователь объявляет/призывает «Давайте танцевать!» и демонстрирует ряд движений: он держит руки вместе на уровне глаз и разводит их: сначала влево, потом вправо, затем влево дважды – на счёт «один, два, три, четыре!». После нескольких попыток все дети могли исполнить этот танец самостоятельно. Затем был тест: исследователь раскручивал ребёнка вокруг себя, чтобы запутать его, и просил снова исполнить танец. Попробуйте это на своих друзьях, и они, вероятно, воспроизведут танец точно – влево, вправо, влево, вправо – как и большинство из 50 немецких детей из описанного исследования.
Но ученые также проверили еще одну группу детей, которая состояла из 35 членов культуры коренных охотников-собирателей в северной Намибии. Когда их разворачивали на 180 градусов (после того, как они осваивали правила), большинство из них демонстрировали зеркальное отражение танца: движения вправо стали левонаправленными, а движения влево – наоборот. Почему? Исследователи пришли к выводу, что, когда намибийские дети исполняли этот танец в первый раз, они запомнили его как чередование движений в направлении разных сторон света, а не относительно разных сторон своего тела (лево, право). По-видимому, дети танцевали в соответствии с направлениями компаса.
«Через чувства мы познаем, что находится вне нас, лишь постольку, поскольку это находится по отношению к нам» — писал Кант.
Если вы находите это поразительным, вы в хорошей компании. Почтенный философ Иммануил Кант утверждал, что три основных классификации расположения (человеческого тела или предметов относительно него) – перед и зад, верх и низ, лево и право — обеспечивают фундаментальную основу переживания пространства. Я могу думать о посудомоечной машине в моей кухне, которая находится, например, справа от раковины, или о ключах, которые лежат в моем левом кармане. Кант думал, что эта эгоцентрическая система отсчета была основной и универсальной. «Через чувства мы познаем, что находится вне нас, лишь постольку, поскольку это находится по отношению к нам», — писал он. Люди не могут различать кардинальные направления, продолжил он, без первостепенного различения «лево-право». Намибийские дети в пику Канту и ряду ученых-когнитивистов XX века предпочитают видеть пространство сквозь призму другой, геоцентрической системы.
Они не одиноки. С начала 1990-х годов исследовательская группа из Института психолингвистики Макса Планка (Нидерланды) во главе со Стивеном Левинсоном стала изучать, насколько разные мировые культуры отличаются в своих предпочтениях «систем пространственного отсчета». И они нашли группы, подобные намибийским, в Австралии, Мексике, Индии и за ее пределами. Мои коллеги и я, например, изучали геоцентрически ориентированных юпно из Папуа-Новой Гвинеи, которые анализируют пространственные картины, исходя не из того, насколько они велики или малы, а с точки зрения, как они расположены относительно горы (направлены вниз или вверх). Это не означает, что я как носитель английского языка никогда не использую геоцентрическую модель. Просто я использую её выборочно – например, при описании отношений между двумя городами (Сан-Франциско находится к северу от Лос-Анджелеса) — но не когда речь идет о том, где, скажем, находятся вещи в моём доме, хотя это было бы столь же точно.
Заманчиво предположить, что наша привычка воспринимать мир «по отношению к себе» является естественной по умолчанию, интуитивной отправной точкой; способ, которым намибийцы или юпно определяют расположение вещи, кажется нам девиантным (каким-то отклонением). Но новые результаты, недавно опубликованные в журнале Cognitive Psychology, говорят о том, что это неверное впечатление.
Одна подсказка была всегда на виду: психологам десятилетиями было известно, что лево и право очень сложно поддаются запоминанию. Дети годами учатся правильно надевать ботинки на нужную ногу, постоянно путая этих «двойников» и используя случайно слова «лево» и «право», пока они действительно не усвоят их. Как правило, это происходит в возрасте около 10 лет. На самом деле, многие из нас и во взрослом возрасте воюют с этими терминами («Нет, слева с твоей стороны»). Это новое исследование непосредственно сравнивает понимание детьми эгоцентрических концепций, таких как «право» и «лево», с геоцентрическими понятиями, как, например, «север» и «юг». Усваивается ли какая-либо из этих концепций естественнее, чем другая?
Чтобы проверить это, исследователи научили четырехлетних детей новым пространственным терминам, используя выдуманные слова «зив» и «керн». Наиболее показательным был эксперимент с участием 20-ти детей, говорящих на английском языке. Во-первых, исследователи по одному разу маркировали детские руки: «Это твоя рука зив [трогает левую руку ребенка]. А это твоя рука керн [касается правой руки]». Как и в исследовании 2009 года, ученые раскручивали детей и просили их поднимать левую руку. Ещё один камень в огород Канта: в 73 % случаев четырехлетние поднимали свою правую руку — ту, которая была маркирована как «керн».
Напомним, что американские дети не наследуют подобного геоцентрического восприятия через свой язык или культуру. Тем не менее, они были склонны предполагать, что эти новые названия – это что-то вроде севера и юга, даже при том, что ими «помечались» их правая и левая руки (возможно, причина того, что они вели себя подобно намибийским детям, а не немецким, которые действовали в рамках своей культуры, заключалась в том, что немецким детям, усваивающим танец, было в среднем по восемь лет и они уже приняли заданное культурой направление). Исследователи также обнаружили, что четырехлетних малышей легче научить геоцентрическим, чем эгоцентрическим понятиям (хотя эгоцентрические термины «перед» и «зад», казалось бы, должны быть более интуитивно понятны для детей, чем «лево» и «право»).
Таким образом, выходит, что некоторые пространственные понятия действительно приходят к нам легче, чем другие, — но не те, которые, как мы могли бы предположить, должны прийти в первую очередь. Эти эксперименты заставляют задуматься: если так сложно усвоить концепцию «право-лево», как мы пришли к тому, чтобы смотреть на мир через призму этих сложноперевариваемых понятий, и почему?
Что ж, в современном мире у нас нет большого выбора – умение различать лево и право является сегодня вопросом выживания. Мы ездим по одной стороне дороги, а не по другой, например. Более глубокий вопрос заключается в следующем: почему наша культура решила плыть против течения наших когнитивных особенностей? Зачем беспокоиться о различении «лево» и «право», которое сложно нам даётся и без которого многие культуры спокойно обходятся?
Одна из точек зрения сводится к тому, что всему виной язык. По какой-то исторической случайности разные языки закрепили разные способы говорить о пространстве, и мы просто усвоили привычки языка, с которым нам пришлось иметь дело. Согласно более привлекательной альтернативе, язык является лишь симптомом более глубоких когнитивных изменений, которые лишь недавно были приведены в движение. Возможно, на ранних этапах индустриализации, благодаря которой людям пришлось больше времени проводить в закрытых помещениях и густонаселенных городах, больше читать и писать, больше ходить от одних мест к другим, заставило нас изменить наши способы деления пространства. Это не было сознательным выбором принять другую систему пространственного отсчета или, наоборот, какая-нибудь случайность. Это была адаптация к новым условиям.
Дальнейшие исследования с детьми могли бы дать новые подсказки, как происходил этот сдвиг. Дети в нашей культуре начинают с геоцентрического мышления, но растут в строго эгоцентрической системе. Какие факторы вызывают это переключение? Ответ на этот вопрос поможет нам в поиске причин того, что же все-таки в какой-то момент в нашей культуре привело нас к привычке смотреть на мир через призму своеобразных «лево» и «право».
