Очищать планету от падали — занятие не самое привлекательное, но очень важное. Сегодня, когда грифов становится все меньше, мы все отчетливее понимаем, как сильно в них нуждаемся.
Эта антилопа гну обречена: больная или раненая, в ночных сумерках бродит она далеко от стада, затерявшись на равнинах Серенгети в Танзании. К утру одинокая скиталица испустила дух. Ее бренные останки покрывает шевелящийся саван — четыре десятка грифов пытаются проникнуть в самое нутро, предвкушая роскошное пиршество. Кое-кто из падальщиков терпеливо ждет своей очереди, не спуская глаз с вожделенной добычи. Но основная масса учиняет настоящие бои гладиаторов. Растопырив когти, противники сцепляются. В ходу самые разные тактики — от внезапных выпадов до хитрых маневров: кто смел, тот и съел. Бушует черно-бурое море изогнутых шей, разящих клювов и хлещущих крыльев. Прибывают все новые и новые сотрапезники. Низко нагнув головы, подскакивая и спотыкаясь, они с разбегу ныряют в живую пучину.
С какой стати вокруг туши поднялся такой ажиотаж? Зачем было так жадничать? Затем, что шкура у антилопы жесткая, не поврежденная зубами и когтями хищников. В ней нет достаточно широких естественных отверстий, чтобы все желающие могли насытиться. Потому-то самые ловкие и норовят пробиться в первые ряды. Под гогот и карканье толпы африканский гриф погружает клюв глубоко в глазницу антилопы и, пустив в ход свой покрытый бороздками язык, торопливо, с хлюпаньем высасывает, сколько может, пока его не оттесняют от кормушки. Другой гриф ввинчивается в ноздрю, а тем временем со стороны крупа за дело берется африканский сип. Он успевает протиснуться в задний проход мертвого животного на два десятка сантиметров, прежде чем его отпихивает сосед, который всовывает голову в кишечник, будто руку в длинную перчатку. Так и пируют — сорок отчаянных птиц возле пяти отверстий, каждое величиной с пятирублевик.
В своем дневнике Чарлз Дарвин называет грифа «отвратительной птицей» с лысой головой, «приспособленной для возни в гнили».
В конце концов от толпы отделяются два африканских ушастых грифа. Размах крыльев этих розовощеких великанов — почти три метра. У них большой изогнутый клюв, а на мощной шее, обтянутой шероховатой розовой кожей, красуется коричневый тюдоровский воротник. Пока один из грифов пробивает дыру в плече антилопы, другой копается в пазухе носа в на-дежде отыскать сочные личинки овода. Окрестности оглашают треск кожи и сухожилий. Тут один гриф просовывает голову в горло антилопы и выдирает 20-сантиметровый кусок ребристой трахеи, похожей на шланг пылесоса. Но прежде чем он успевает полакомиться добычей, к нему подскакивает африканский марабу — аист с размахом крыльев тоже под три метра, который все это время маячил поблизости, выжидая подходящий момент. Вырвав трахею у грифа, он подбрасывает ее вверх, чтобы не промахнуться, и заглатывает всю целиком. Благодаря стараниям ушастых грифов, предпочитающих мускулам сухожилия, аппетитное нутро антилопы разверзлось на потребу всем желающим. С птичьих голов стекают кровь и слизь, с клювов свисают внутренности.
Разгар трапезы: с клюва африканского сипа стекают капли крови. Шея и голова сипа лишены густого оперения, чтобы после глубокого погружения в нутро туши к ним не прилипали сгустки крови, внутренности и экскременты. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
Грифы одновременно и трогательные романтики, и бравые вояки. Как предполагают ученые, они образуют пары на всю жизнь и преданно заботятся о партнере. Особой нежностью отличаются африканские ушастые грифы (Torgos tracheliotos). Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
А вот в стычках за добычу грифы не дадут спуску не только представителям других видов, но и собственным сородичам. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
По мере того как тает туша антилопы, все больше сытых птиц устраивается на послеобеденный отдых. Выпятив раздувшиеся зобы, они укладывают головы на крылья и прикрывают глаза. В воздухе разлиты тишина и спокойствие. Мирные и безмятежные, как деревенские утки, недавние пожиратели трупов дремлют в гармонии с окружающим миром.
Вряд ли на планете отыщется другая птица, на которую обрушилось бы столько клеветы. Грифы всегда считались живым воплощением алчности. Второзаконие и книга Левит нарекают стервятников скверными и предписывают сынам Израилевым гнушаться их. В своем дневнике 1835 года, во время кругосветного путешествия на корабле «Бигль», Чарлз Дарвин называет грифа «отвратительной птицей» с лысой головой, «приспособленной для возни в гнили». Грифы буквально созданы природой для своей «нечистой» ниши — так, перед лицом опасности они способны вывернуть наружу содержимое желудка, чтобы быстрее обратиться в бегство.
Противно? Возможно. Но у грифов есть и «положительные качества». Эти птицы очень редко убивают других животных. Они создают пару на всю жизнь, вместе с партнером заботятся о птенцах и с удовольствием проводят время в больших дружных компаниях. А главное, они играют важную (и сильно недооцененную) роль в экосистеме, отвечая за уборку — и переработку — трупов животных. Причем работают грифы оперативно. Один пернатый мусорщик поглощает около килограмма мяса в минуту. Достаточно большая стая способна обглодать зебру — от носа до хвоста — всего за полчаса. Без грифов зловонные туши наверняка разлагались бы дольше, что привело бы к размножению насекомых и распространению болезней — не только среди диких животных, но и среди людей.
Перед лицом опасности грифы способны вывернуть наружу содержимое желудка, чтобы быстрее обратиться в бегство.
Но во многих регионах мира этому гениальному творению природы грозит уничтожение. Африка уже лишилась одного из одиннадцати исконных видов. Черного грифа уже нет, еще семь находятся в критической опасности или под угрозой. Некоторые виды, подобно ушастому грифу, обитают преимущественно в заповедниках, а местные популяции обыкновенного стервятника и бородача (ягнятника) почти полностью исчезли. Как утверждает Дарси Огада, заместитель директора Африканских программ в фонде Peregrine, грифы и другие птицы-падальщики — «наиболее уязвимая экологическая гильдия среди пернатых во всем мире».
Солнечным мартовским днем Огада и ее коллега Мунир Вирани наведались в заповедник Масаи-Мара в Кении. Вирани здесь не для того, чтобы изучать любимых птиц: он приехал поговорить со скотоводами об их коровах. Оказывается, для численности грифов скотоводство имеет чрезвычайно важное значение. Пока наш грузовик колесит по саванне, Вирани объясняет, что к чему. Земли, опоясывающие северную часть заповедника Масаи-Мара, принадлежат коренному племени масаи. В последние годы масаи стали сдавать их в аренду под природоохранные зоны, куда не допускаются скотоводы со стадами. Некоторые масаи жалуются, что с появлением этих зон в округе стало больше львов и других хищников. Тем временем популяциям антилопы гну и других копытных обитателей заповедника угрожают браконьеры, продолжительные засухи и фермерские плантации. Все это само по себе не сулит грифам ничего хорошего, но есть беда и похуже.
На равнинах Серенгети шакал ополчился на молодого африканского грифа, не желая делить с ним тушу антилопы гну. Наземные хищники вроде шакала и гиены располагают ограниченной территорией для поисков пищи. Стервятникам, парящим высоко в небе, гораздо удобнее выбирать меню дня. Они могут углядеть тушу за 35 километров. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
К трапезе в национальном парке Серенгети присоединился молодой африканский сип. Размах крыльев взрослых сипов достигает 2,4 метра. Паря в восходящих потоках теплого воздуха на высоте от 3,6 тысячи метров над уровнем моря, африканские сипы за один «вылет» способны поживиться в четырех странах. Африканские грифы и африканские сипы могут преодолевать более 160 километров в день. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
Каждого масаи на нашем пути Вирани встречает вопросом: «У вас в последнее время задирали скот хищники? » Ответ у всех один: «Да, и у соседей тоже! ». Львы обычно нападают ночью, когда коровы загнаны в загон, обнесенный изгородью из колючих веток. Львы ревут, в стаде начинается паника, животные сносят калитку загона и бросаются врассыпную. Собаки поднимают лай, будя хозяев, но обычно бывает уже поздно. Гибель одной коровы приносит убыток в 30 тысяч шиллингов (300 долларов) — ощутимый удар по бюджету семей, которым скот заменяет деньги.
Следом приходит возмездие. Скотоводы сажают собак на цепь, забирают остатки львиной добычи и опрыскивают их назапатентованной формулой фурадана — дешевого быстродействующего инсектицида, который здесь продают из-под полы. Лев возвращается пообедать, чаще всего с семейством, и тогда погибает вся стая. К остаткам коровьей туши — а то и к трупам отравленных львов — наведываются грифы. Результат предсказуем: пернатые санитары, которые кормятся большими — более сотни особей — группами, тоже гибнут, все до одного.
Для Кении туризм — второй по значимости внешний источник доходов, а главная приманка для туристов — львы. В 2008 году ученые и представители обществ охраны природы и правительственных организаций собрались в Найроби, чтобы обменяться данными об отравляющих веществах и решить, как действовать. Разобравшись в ситуации, Огада и ее коллеги подсчитали, что более половины грифов в Африке гибнет от отравления.
«Травить хищников — это заложено в самой культуре, — пожимает плечами Огада. — Коренные народы всегда оберегали свои стада».
Угроза со стороны человека усугубляется особенностями размножения этих птиц. Половой зрелости они достигают лишь в возрасте пяти-семи лет, выводят потомство раз в год или два, при этом 90 процентов птенцов погибают в первый год жизни. По прогнозам ученых, в ближайшие полвека численность грифов на африканском континенте уменьшится на 70−97 процентов.
Как ни плохи дела в Африке, в других регионах они обстоят еще хуже. В Индии популяции наиболее распространенных видов — бенгальского грифа, индийского и тонкоклювого сипа — только за одно десятилетие сократились более чем на 90 процентов. В 2003 году исследователи из фонда Peregrine пришли к однозначному выводу: гибель птиц связана с тем, что они питались тушами коров, которым давали противовоспалительный препарат диклофенак. Изначально предназначенный для лечения артрита и других заболеваний у людей, в 1993 году он был одобрен и для ветеринарного лечения. Оказалось, что у грифов диклофенак вызывает почечную недостаточность — при вскрытии на органах виден слой белых кристаллов.
Вымирание грифов в Индии наделало так много шума еще и потому, что последствия у этой катастрофы были здесь особенно заметны. Популяция крупного рогатого скота в Индии — одна из самых крупных в мире, но для большинства индусов корова — священное животное, и говядину они не едят. Когда миллионы грифов пали жертвами отравления, по всей стране выросли горы неприбранных коровьих туш. Затем резко увеличилась популяция собак, лишившихся своих главных конкурентов за право полакомиться падалью. За 11 лет численность собак достигла 29 миллионов. Итог — от собачьих укусов пострадало на 38,5 миллиона (!) больше человек. Неимоверно расплодились крысы. Число смертей от бешенства возросло почти на 50 тысяч.
В Намибии специалисты по охране окружающей среды с помощью автомобильного зеркала заднего вида, закрепленного на длинном шесте, приспособились заглядывать в гнезда африканских ушастых грифов высоко на деревьях. Если внутри сидит достаточно взрослый птенец, они вытаскивают его и, поставив метку на крыло, возвращают обратно. Самки могут откладывать всего одно яйцо раз в год, а то и в два, поэтому для будущего всей популяции важен каждый птенец. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
Подобно каменным горгульям, капские сипы (Gyps coprotheres) взирают на мир с рукотворной скалы в окрестностях Магалисбурга в Южной Африке. Это место гнездования, исследования и реабилитации грифов создано под эгидой организации VulPro, стремящейся возродить популяцию грифов в Африке. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
Под покровом ночи в центре организации VulPro набирается сил африканский белобокий гриф. Скоро птицу выпустят на волю. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс
Община парсов в Мумбаи (Бомбее) сразу заметила еще одну тревожную перемену. Парсы оставляют останки умерших единоверцев на возвышенных каменных платформах для «небесного погребения», предоставляя грифам освобождать души усопших, чтобы те могли вознестись на небеса. Теперь же бренные останки разлагаются месяцами, ибо расклевывать их стало некому.
Когда исследования доказали, что в массовой гибели грифов повинен диклофенак, в 2006 году в Индии, Пакистане и Непале запретили (хотя, увы, не искоренили) его применение в ветеринарии. В 2010 году этому примеру последовала Бангладеш, а в середине июня 2015-го Объединение обществ охраны природы призвало Европейскую комиссию ввести аналогичный запрет. Решение пока не принято. Но вместе с программами по разведению птиц в неволе и созданием специальных «ресторанов для стервятников» — мест, где их кормят безопасным мясом с ферм и скотобоен, кампания против диклофенака принесла свои плоды. Сегодня сокращение популяции стервятников в Индии замедлилось, а в некоторых регионах их численность даже стала расти. Однако три наиболее пострадавших вида по-прежнему под угрозой.
Огада не питает иллюзий: вряд ли Африка последует примеру Индии. «В Кении правительство не предприняло усилий по сохранению грифов, — сетует она, — и не ограничило использование карбофуранов — группы пестицидов, в число которых входит фурадан».
В июле 2012 года 191 гриф поплатился жизнью за то, что лакомился останками слона, убитого браконьерами в одном из национальных парков Зимбабве. Год спустя подобная участь постигла еще пять сотен грифов, слетевшихся на отравленную слоновью тушу в Намибии. Почему же браконьеры в погоне за слоновой костью так ополчились на грифов, что решили использовать отраву? «Потому что птицы, кружащие в воздухе над мертвыми слонами и носорогами, привлекают к ним внимание егерей», — объясняет Огада. Сегодня каждое третье отравление грифов в Восточной Африке на совести охотников за слоновой костью.
Когда миллионы грифов пали жертвами отравления, по всей стране выросли горы неприбранных коровьих туш. Затем резко увеличилась популяция собак (29 миллионов). Итог — от собачьих укусов пострадало на 38,5 миллиона больше человек. Неимоверно расплодились крысы. Число смертей от бешенства возросло почти на 50 тысяч.
Большой урон грифам наносят и культурные традиции. Как утверждает Андре Бота, специалист из Международного союза охраны природы, многих птиц находят на тушах убитых браконьерами животных без головы и лап — верный признак того, что из них изготовили мути, снадобья традиционной народной медицины. Покупатели на африканских рынках без труда могут раздобыть органы животных, которые, по их представлениям, способны излечить целый букет болезней, а также придать силу, скорость и выносливость. Популярностью пользуются и сушеные мозги грифа — говорят, если раскурить их вперемешку с сухим илом, можно обрести дар провидения.
И все же главной угрозой для выживания грифов в Африке остается повсеместная доступность ядов. Компания FMC, производитель фурадана со штаб-квартирой в Филадельфии, начала выкупать обратно партии вещества у продавцов в Кении, Уганде и Танзании, а также приостановила продажи в Южно-Африканской Республике — после того как в 2009 году в программе «60 минут» на американском канале CBS был показан сюжет об отравленных львах. Но из-под полы этим веществом торгуют по-прежнему. Яды издавна зарекомендовали себя как верное оружие в борьбе против болезней и паразитов. Кто угодно может зайти в магазин и меньше чем за пару долларов купить высокотоксичные пестициды, которые со временем попадут насекомым, мышам, бродячим собакам, гиенам, леопардам, шакалам и даже рыбам и уткам, предназначенным в пищу человеку.
«В тропиках сельское хозяйство немыслимо без пестицидов, — объясняет Чарлз Мусиоки, бывший глава управления биологическими видами при Службе охраны дикой природы Кении. — Поэтому нужно научить население правильно и безопасно ими пользоваться».
Пока всем ясно одно: ядохимикаты дешевы, надежны и куда более безопасны, чем охота на хищника. До сих пор правительство не привлекло к ответственности ни одного человека, отравившего грифа. «Травить хищников — это заложено в самой культуре, — пожимает плечами Огада. — Коренные народы всегда оберегали свои стада».
После целого дня разговоров со скотоводами масаи Вирани и Огада ждут не дождутся заката — чтобы увидеть, как зажгутся волшебные лампочки. В сгустившихся сумерках Вирани паркует джип возле огороженного участка истоптанной, иссушенной — так и рассыпается под ногами в пыль — земли. К востоку раскинулась природоохранная зона Мара-Набоишо площадью 20 тысяч гектаров, а к западу — заповедник Масаи-Мара площадью 150 тысяч гектаров. Притаившись под бархатным небом, Вирани не сводит глаз с загона, и, когда зажигается с десяток лампочек, натянутых гирляндой между столбами ограды, его лицо расплывается в улыбке. В глазах Вирани эти мигающие лампы, подключенные к солнечной батарее, — маленькое чудо, самый безопасный и экономичный способ не подпускать хищников к загонам для скота. Если коровы будут целы и невредимы, никто не станет травить в отместку львов, а значит, будут спасены и грифы.
«Лампочки для одного загона обходятся в 25−35 тысяч шиллингов, — подсчитал Вирани — то есть в 250−350 долларов, причем половину расходов берет на себя фонд Peregrine. — Стоит предотвратить одно нападение, и они уже себя окупят». За первые полгода использования ламп в этой части заповедника Масаи-Мара львиные атаки на 40 освещаемых загонов стали происходить на 90 процентов реже. Пока что хищники и слоны — те кочуют между природоохранными зонами и заповедником, нередко напролом через грядки огородников масаи, — обходят мигающие лампочки стороной.
В лучах рассветного солнца на равнинах Серенгети, в 250 километрах к югу от Масаи-Мара, в туше антилопы зарылись по самые плечи три взрослые гиены. Пернатые зрители, сгрудившись вокруг «сцены», то и дело подаются вперед, но «ведущие актеры» сразу отрываются от еды и скалят зубы. Грифы намеки понимают. Между четвероногими и двуногими хищниками царит взаимовыручка — грифы отыскивают туши, а гиены их разделывают.
В конце концов, насытившись, гиены удаляются, и к трапезе приступает «вторая смена». Туша ходит ходуном, пока два десятка грифов рвут, крушат и хлюпают. Вдруг, откуда ни возьмись, на двух ушастых грифов, топчущихся в сторонке, прямо с неба свалился «третий лишний». Боднув зазевавшихся сородичей, агрессор разворачивается, пригнувшись, расправляет мощные крылья и триумфально взгромождается на тушу — он присоединился к пирующим. «Они очень забавные, — вглядываясь в бинокль, говорит Саймон Томсетт, специалист по грифам и сотрудник Национальных музеев Кении. — На львов так не засмотришься».
Минуты складываются в часы, кровавый спектакль продолжается. На сцене сменяют друг друга гиены, шакалы, марабу, орлы-падальщики и за компанию четыре вида грифов. Несмотря на явный ажиотаж, каждый вкусит тушу в свой черед, в зависимости от социального статуса и физических способностей.
И Томсетт, и Огада, часто работающие вместе, долго размышляли о том, что бы случилось, если бы спектакль играли без грифов. За два года полевых исследований (хищникам предлагались козлиные туши) Огада убедилась в том, что в отсутствие грифов туши разлагаются в три раза дольше, количество едоков-млекопитающих утраивается, и время, проводимое животными возле туши, тоже возрастает почти втрое.
Почему эти данные важны? Потому что, чем дольше шакалы, леопарды, львы, гиены, генетты, мангусты и дикие собаки толкутся возле туши всей гурьбой, тем больше они рискуют стать переносчиками патогенных микроорганизмов, гибнущих в желудках грифов. От них могут заразиться другие животные, как дикие, так и домашние. Грифы, объясняет Томсетт, поедают плаценту антилоп и тем самым уберегают скот от злокачественной катаральной лихорадки — очень опасного и зачастую смертельного заболевания, вызываемого герпесвирусом, резервуаром которого служат жвачные. А обгладывая тушу до костей всего за несколько часов, падальщики сдерживают развитие насекомых, причастных к распространению глазных болезней.
«Заслуги грифов перед человечеством трудно переоценить», — уверяет Саймон Томсетт. По мнению ученых, их исчезновение наверняка обернется катастрофой — экологической и экономической.
Хотя отравления — непосредственная причина сокращения популяции грифов в Африке, Томсетт заявляет без обиняков: проблема еще и в том, что людей стало слишком много. По прогнозам исследователей, численность населения Кении с сегодняшних 44 миллионов к середине века вырастет до 81 миллиона человек.
Отложив бинокль, Томсетт перечисляет и другие антропогенные источники угрозы для популяции грифов в Кении. Во-первых, у границ природоохранных зон фермеры сажают кукурузу и пшеницу, чтобы прокормить растущее население. Но чем меньше лугов, тем меньше копытных животных — пищи для грифов. Во-вторых, правительство не смогло остановить бурение геотермальных скважин в радиусе 300 метров от гнездовий вымирающих африканских сипов. Наконец, грифы гибнут при столкновении с высоковольтными линиями электропередачи — еще один результат человеческой деятельности. Службе охраны дикой природы Кении предстоит составить стратегический план для уязвимых видов грифов — и, главное, претворить его в жизнь.
В декабре 2013 года в Кении был принят закон, согласно которому всякий причастный к гибели вымирающего вида карается штрафом в 20 миллионов шиллингов (200 тысяч долларов) или пожизненным заключением. Поговаривают, что Служба охраны дикой природы планирует специальную кампанию, чтобы изменить всеобщее представление о грифах и стервятниках. Но ни Огада, ни Томсетт не питают иллюзий на этот счет. До тех пор, пока не будут обеспечены более тщательное расследование происшествий и более строгое соблюдение соответствующих законов, не говоря уже о наказании виновных, никакие кампании не помогут спасти местную популяцию птиц.
Томсетт продолжает наблюдать, как грифы «возятся в гнили», зарисовывая — в мельчайших деталях — их головы в толстой тетрадке. Наконец птицы наедаются до отвала. Шкура антилопы напоминает сморщенную серо-голубую подстилку. Остатки кожи и сухожилий теперь станут добычей насекомых, грибов и микробов. Крупные кости не истлеют еще много лет, и тогда все элементы, слагавшие когда-то антилопу, вернутся в природный цикл, растворятся в почве, напитают растения — и снова щедро одарят каждого грифа «хлебом насущным».
