Люди всегда считали себя особенными. Однако многие черты, которые когда-то считались присущими исключительно людям, были обнаружены и у животных. Возьмем, к примеру, Кензи. У Кензи хороший вкус. Он любит апельсины, вишню и виноград. Он указывает, что хочет, на лексиграме, компьютеризованном сенсорном устройстве, где каждый символ представляет собой слово. Кензи может использовать 500 слов, а когда с ним говорят, то понимает под несколько тысяч.
Еще ему нравится зефир. Он зажигает спички, а затем нагревает его с их помощью. Кензи не человек. Он из обезьян бонобо, которые вместе с шимпанзе считаются нашими ближайшими из живущих родственников. И хотя он не может говорить как мы, Кензи изменил наши представления о наших родственниках из приматов — и, в свою очередь, наши идеи о самих себе.
Когда-то мы рассматривали себя как единственных существ с эмоциями, моралью и культурой. Но чем больше мы исследуем животных, тем больше обнаруживаем, что это не соответствует действительности. Многие ученые сейчас убеждены, что все эти черты, которые раньше считались признаками человечности, также находят и в конце концов найдут у всех животных. Если они правы, наш вид уже не будет таким уникальным, как мы привыкли считать.
Любые виды, по определению, уникальны. В таком тривиальном смысле люди, конечно, уникальны, как лошади и мыши, например. Но когда мы говорим, что люди уникальны, мы имеем в виду что-то другое. На протяжении всей истории люди создавали непроницаемый с виду барьер между нами и другими животными. Как говорил философ Рене Декарт в 1600-х, «животные всего лишь машины, но человек стоит особняком».
Чарльз Дарвин одним из первых выступил против этой идеи. В «Происхождении человека» он писал: «Нет никакой фундаментальной разницы между человеком и высшими млекопитающими в их умственных способностях, все различия — это различия степени, а не вида».
Позже он тщательно задокументировал сходства между выражениями лиц людей и животных.
«Если молодого шимпанзе пощекотать, — писал он, — как и в случае с ребенком, он будет смеяться или хихикать». Он также отметил, что глаза шимпанзе сверкают ярче и расширяются, когда те смеются.
Позже о его мыслях позабыли (или подзабили). К 1950-м животные стали в глазах людей машинами без эмоций, с простыми инстинктами.
Бихевиорист Б. Ф. Скиннер считал, что все животные одинаковы. «Голубь, крыса, что угодно, без разницы». Он говорил, что одни и те же правила обучения применяются ко всем животным. В то же время преобладало мнение, что животным недостает интеллекта. Существовало табу на приписывание эмоций животным, отмечает выдающийся приматолог Франс де Вааль из Университета Эмори в Атланте, США.
И только когда приматолог Джейн Гудолл начала свои исследования диких шимпанзе в начале 60-х, все начало меняться, хотя и медленно. Ее миссией было изучение шимпанзе с целью узнать больше о наших древних предках. С самого начала своего пребывания в Африке, она подмечала человекоподобное поведение. В своих ранних исследованиях она обращалась к шимпанзе (будучи англоязычной) как к «он» (he) или «она» (she), а не «оно» (it), как было принято. Она также давала им имена, неслыханное в академических кругах дело, и описывала их уникальные индивидуальности.
Также она выяснила, что они едят мясо: то есть не вегетарианцы, как предполагалось. И добывают его с помощью инструментов. Она видела, как шимпанзе промышляют термитами с помощью веток. Уже само по себе это открытие было невероятным. До тех пор использование орудий труда считалось исключительной привилегией человека. Руководитель ее проекта в то время, палеоантрополог Луис Лики, сказал: «Теперь мы должны пересмотреть понятие «орудия труда», понятие «человека» или признать шимпанзе людьми».
В то же время де Вааль наблюдал за поведение шимпанзе в зоопарке Арнем в Нидерландах. Он видел множество сложных форм социального поведения и был расстроен из-за отсутствия исследований, описывающих их. «Мои книги по биологии были бессильны», — говорит он.
С одной стороны, о чем писал Дарвин больше 100 лет назад, де Вааль тоже подметил, что щекотка вызывает у шимпанзе те же эмоции и улыбку, что и у детей. Исследование, опубликованное в мае 2015 года, показало, что в улыбке шимпанзе участвуют те же мышцы, что у человека.
Наш невероятный диапазон выражений лица может быть уникальным, но вглядитесь в лицо шимпанзе — и со временем вы начнете видеть похожий репертуар выражений, улыбку и смех.
Мы также знаем, что они очень хорошо считывают выражения лиц друг друга. Вот вам и обезьяны.
Социальные навыки шимпанзе являются базой для другой особенности поведения, которое мы когда-то считали уникальным для людей: мораль.
Мораль (нравственность), можно сказать, включает справедливость, альтруизм и эмпатию. На протяжении веков наши моральные кодексы имели решающее значение для нашего определения человечества. И долгое время мы считали, что наша повышенная моральная аргументация и сопереживание отличает нас от животных.
Мы знаем, что дети обладают сильным чувством справедливости с раннего возраста. Например, они будут делиться с друзьями, даже если будут очевидные издержки для них. Также они, похоже, рождаются альтруистами: они будут помогать поднимать упавшие объекты без каких-либо подсказок уже в возрасте 14 месяцев.
Как бы то ни было, другие животные тоже обладают чувством справедливости.
В 2003 году де Вааль опубликовал исследование того, как обезьяны-капуцины реагируют на недобросовестную оплату. После того, как две обезьянки выполняют одно задание, обе с радостью получают огурец в качестве награды. Но когда одна случайно получает более ценный виноград, другая нервничает и начинает отказываться от огурца.
Шимпанзе ведут себя похожим образом. Но что, если награду будет контролировать шимпанзе, а не человек-экспериментатор? Мы знаем, что чаще всего они ведут себя эгоистично, когда дело доходит до еды. Они даже крадут ее у соперников или прячут от них.
Тем не менее в ходе исследования 2013 года было выяснено, что шимпанзе понимают ценность кооперации. Они будут делиться едой, даже если не получат очевидной выгоды. Исследование определило, что они будут делить награду поровну, как люди. В одном из заданий шимпанзе разделили бананы так же, как люди делят деньги.
Шимпанзе также инстинктивно стремятся помочь. Подобно маленьким детям, шимпанзе будут помогать людям доставать труднодоступные объекты. И они пытаются помогать друг другу. Шимпанзе откроет дверь, которая ведет к еде, для партнера, даже если открыть ее ничего не будет стоить другому. В диких условиях исследователи стали свидетелями того, как шимпанзе помогают инвалидам в группе, принимают сирот и помогают друзьям вырваться из ловушки браконьеров.
Это чувство альтруизма должно пронизывать царство животных насквозь, поскольку крысы также спасают друзей из воды, даже если это спасение в процессе намочит и их. Эти исследования подтверждают, что кооперация — полезная черта для выживания для многих видов. Если люди, шимпанзе и крысы сотрудничают, древние предки всех трех видов тоже могли это делать.
«Шимпанзе живут в богатой социальной среде, они зависят друг от друга, — говорит Феликс Варнекен из Гарвардского университета в США. — Не нужно богатое общество с социальными нормами, чтобы вызвать чувство заботы о ближнем».
Давнее расхожее мнение, что шимпанзе эгоистичны и самолюбивы, уже не столь популярно, говорит де Вааль. «Люди говорят, что нравственность даруется Богом, приходит из религии», — говорит он, но как мы видим, зачатки морали есть у многих других видов.
Конечно, не бывает дыма без огня. Было бы неправильно думать о шимпанзе как о желающих помочь, нравственных существах. Как и у нас, у них есть темные стороны. Среди них много забияк, убийц и даже детоубийц.
Их общество построено на сложном иерархическом социальном мире, где важно держать друзей поближе. Это означает, что шимпанзе могут быть манипуляторами. В Институте исследований приматов в Киото, Япония, нашли шимпанзе «Макиавелли», которого окрестили так за выдающиеся навыки захвата власти, описанные философом и историком Никколо Макиавелли.
Де Вааль увидел, что доминирующий самец шимпанзе, получивший власть при помощи друзей, начинал ревновать, если его союзники связывались с его соперниками. В ответ на это, самец держал их подальше друг от друга. «Как только его лучший друг начинал холить его соперника, самец очень расстраивался и разрывал с ним отношения, — говорит де Вааль. — Это стратегия „разделяй и властвуй“».
Все эти идеи свидетельствуют о том, что шимпанзе социально осведомлены и прекрасно понимают поведение других обезьян. Насколько хорошо? Люди могут понимать психические состояния других, «читать мысли». Мы можем попытаться понять, о чем думает другой человек, каковы его намерения, и определяем, чего не знает другой человек. Дети учатся этому с раннего возраста; и есть масса свидетельств того, что ближайшие к нам родственники среди обезьян также умеют это делать.
К примеру, подчиненный шимпанзе поднимет вкусный банан, только если его не увидит более доминантный шимпанзе. Подчиненный знает, что самец повыше рангом не одобрит этого. Шимпанзе также немного понимают людей. Они знают разницу между человеком, который хочет дать обезьяне еду, и человеком, который точно не станет этого делать.
Последняя линия доказательств в этой области показывает, что после того, как у шимпанзе забрать еду, она будет красть ее обратно из непрозрачной коробки, которую не видит экспериментатор. Они оставляют еду только в прозрачной коробке. Очевидно, мы не единственные, кто может задумываться о целях, намерениях и восприятии других индивидов, говорит Катя Карг из Института эволюционной антропологии Планка в Лейпциге, Германия, ведущий автор исследования.
Следующим шагом будет определение того, обладают ли орангутанги такими же способностями, говорит Карг. Мы отделились от них порядка 14 миллионов лет назад, поэтому если они тоже способны на «чтение мыслей», это будет означать, что корни этого навыка уходят глубоко в древность.
Чтобы знать, что кто-то обладает психическим состоянием, необходимо также самоосознание. Все это говорит о том, что шимпанзе обладают некоторой степенью сознательного мышления. И они не единственные. Эта способность была обнаружена у многих других обезьян, дельфинов, азиатских слонов и европейских сорок.
У шимпанзе даже присутствует культура. Они не пишут симфонии, но культуру можно определить как передачу знаний, привычек и наследия от поколения к поколению. Вы не увидите, как шимпанзе готовит изысканный ужин для своих лучших друзей, но этого и не требуется. Де Вааль утверждает, что шимпанзе полностью зависят от культурного и социального обучения.
В настоящее время существует масса доказательств этому. Дикие общества шимпанзе вырабатывают различные орудия труда, культуру брака и ухаживания, и все это наследуют потомки.
В лаборатории шимпанзе будут подстраиваться, используя орудия так же, как это делают другие. Подобный конформизм — это «визитная карточка культуры людей», считают ученые. Шимпанзе конформны социальным нормам своей группы, даже если другие нормы могли бы быть полезнее для них.
Совсем недавно выяснилось, что шимпанзе могут обучаться приготовлению пищи, хотя им нужно это предлагать. И с ними также можно выпить: в ходе 17-летнего исследования выяснилось, что шимпанзе неравнодушны к сброженному пальмовому соку и пьют его достаточно, чтобы выказывать признаки опьянения.
Нравственность, сознательность и культура когда-то считались уникальными для людей, но у шимпанзе все это есть. Что осталось? Конечно, язык. Мы можем писать книги на эту тему, а шимпанзе нет. Мы не можем заглянуть им в глаза и спросить, как у них дела, ожидая получить разумный устный ответ.
И все же у шимпанзе есть сложная система коммуникации.
Шимпанзе не хватает вокальных структур, чтобы образовывать звуки, как это делаем мы. Но язык — это нечто больше, чем просто произношение слов: жесты и выражения лица также играют важную роль. И когда вы примете это во внимание, шимпанзе внезапно не будут казаться такими неумехами в плане языка.
У шимпанзе нет наших продвинутых навыков, но имеется много компонентов речи. Бонобо Кензи с его языковыми навыками — просто жемчужина в мире животных, и его учили люди. Но у многих шимпанзе есть собственная система коммуникации.
К примеру, одно исследование показало, что шимпанзе кличут точно так же, как это делаем мы. Другая работа выявила 66 отдельных жестов, каждый из которых содержит осмысленную информацию. Возможно, проблема в нас: мы слишком плохо понимаем, что говорят шимпанзе.
Чем больше мы ищем сходства между людьми и нашими родственниками в мире животных, тем больше мы находим. «Для биологов мы всего лишь один вид из многих», — говорит де Вааль. Он указывает на то, как шимпанзе целуются и обнимаются после драки, как это делают люди. «И если вы хотите сказать, что это совершенно другое поведение, на ваши плечи ложится нагрузка объяснить, чем же это так отличается от того, что делают люди», — говорит де Вааль.
Нет никаких сомнений в том, что человеческие способности более развиты, чем способности шимпанзе, особенно по части языка. Но это различие не резкое и абсолютное, а скорее степенное — и оно становится все субтильнее по мере нашего изучения шимпанзе.
Исходя из таких критериев, людей нельзя назвать уникальнее любого другого животного.
