Звёздчатая черепаха (Geochelone elegans) принадлежит к самым красивым видам этой группы и происходит из Ост-Индии. Продолговатый яйцевидный щит посередине сильно возвышается, с обоих концов почти одинаково пока в общем более высок, чем широк, брюшной щит спереди, а спинной сзади вырезан глубоким треугольником. Средние площадки отдельных пластинок возвышаются у некоторых старых черепах так значительно, что каждая пластинка образует отдельный горб. В хребетных пластинках средняя, самая высокая площадка, иначе сказать — верхушка горба находится в середине, на реберных пластинках между серединой и верхним краем, на краевых — в нижнем заднем углу, у трех задних краевых пластинок она особенно выступает в виде острия. Затылочная пластинка отсутствует, горловые имеют вид продолговатого треугольника, плечевые более длинны, чем широки, грудные — очень узки, брюшные одинаковы в длину и ширину, заднепроходные имеют форму ромба. Маленькие многоугольные щитки покрывают верх головы и лежат на верхней стороне рыльца, распределяясь равномерно по обе стороны, более длинная и большая пластинка покрывает область над ухом. Края челюстей слабо зазубрены. Передние ноги покрыты спереди, задние сзади большими, плоскими, треугольными чешуйками и роговыми наростами, а пятки — большими выпуклыми чешуйками в виде шпор. Голова и конечности разрисованы по желтоватому фону неправильными жилками, отдельные щитки панциря покрыты по черному фону великолепным узором: от всех светло- и ярко-желтых средних полей расходятся во все стороны в виде звезды постепенно расширяющиеся того же цвета полосы, которые украшают щит самым привлекательным образом. Длина вытянутого животного равняется 35, длина щита 26 см.
Звёздчатая черепаха живет в большинстве на сухой почве, богатой травой, колючим кустарником и терновником, у подошвы холмов в Индостане, за исключением нижней Бенгалии, и доходит на западе до Синда, на юге до Цейлона, но ловят их нечасто. Причиной тому, по словам Хуттона, которому мы обязаны всем нижесказанным, служит то обстоятельство, что их окраска сходится совершенно с цветом почвы ее местожительства; поэтому ее трудно бывает отличить от окружающих предметов, кроме того, она в жаркое время совсем не показывается, а прячется под кустарник или в густую траву. Опытные туземные охотники разыскивают их следы на песчаных или пыльных местах, идут по ним с поразительной верностью и таким образом часто овладевают черепахами. В дождливое время звездчатые черепахи чувствуют себя лучше всего и почти весь день бегают взад и вперед для еды и спариванья. С началом холодного времени они отыскивают себе убежище и прячутся, как могут лучше, чтобы защитить себя от холода. Здесь остаются они в тупой бездеятельности, но не в бессознательном сне, до наступления теплых месяцев, в течение которых они стараются защитить себя в полдень от жары, как прежде защищались от холода, — и выходят из засады только к солнечному закату.
Хуттон несколько раз держал звездчатых черепах в неволе, один раз даже шесть штук сразу: четырех самцов и двух самок. Он посадил их за широкую загородку, снабдил водой, свежей, сухой травой, большой кучкой хвороста и жесткого сена, в которое они спрятались, и внимательно наблюдал за ними. В жаркое время года они оставались целый день в своем убежище и показывались только перед солнечным закатом, чтобы поесть, однако они не прятались на ночь, а оставались на одном месте, как бы в спящем состоянии и, видимо, радовались прохладе; с наступлением дня они опять отправлялись в свое убежище. В это же время они часто купались, причем входили в воду, где оставались больщей частью около получаса и тут же почти всегда испражнялись. Воды они пили тоже очень много.
С наступлением дождливого времени они оживились, бродили целый день в своей загородке, ели, отдыхали и, наконец, приступили к совокуплению. Часто два самца гонялись друг за другом, не тревожа, впрочем, самки, которая спокойно ела, оставаясь на одном месте. Во время спаривания самцы влезают по примеру млекопитающих на избранных самок, причем обнимают щит передними ногами, а задними стоят на земле. Во время совокупления, которое часто продолжается от 10 до 15 минут, самец испускает звуки, похожие на хрюканье. Все время, пока продолжаются дожди, значит, с конца июня до половины октября, самки терпят ласки самцов, после этого оба пола опять становятся совершенно равнодушными друг к другу. Два самца нередко сражались между собой, втянув передние ноги и голову, они упирались задними ногами в землю и до тех пор ударялись панцирями, пока один из бойцов, ослабев, не отступал. Иногда удавалось одному из самцов повалить другого на спину; из такого положения ему удавалось выйти только благодаря отчаянным усилиям головой и ногами. В этих сражениях принимали участие и самки, которые, благодаря своему росту и силе, обычно выходили победительницами из борьбы.
11 ноября самка начала рыть яму для кладки, причем действовала следующим образом: выбрав уединенное место около куста густой и жесткой травы, она смочила его сначала мочой, которую выпустила из заднего прохода, потом начала царапать размягченную землю задними ногами, употребляя попеременно то одну, то другую ногу. Продолжая по каплям выпускать мочу, она превратила почву в густое тесто и только тогда могла приступить к обработке ее по желанию. После приблизительно двухчасовой работы она вырыла углубление в 10 см в поперечнике и 15 см глубины, положила туда 4 яйца, закрыла их выброшенной землей, втоптала ее опять в яму при помощи задних ног, и когда углубление было наполнено, стала утаптывать землю, подымаясь как можно выше на ноги и вдруг падая вниз, чем так уравняла то место, что Хуттон не мог бы его найти, если бы все время не наблюдал за ее работой. Окончив свое дело, она сошла с места, но скоро легла на землю, как бы утомившись от работы. Эта работа отняла у нее целых четыре часа.
При наступлении холодного времени все пленные черепахи стали ленивее, все реже и реже выходили из своих углов и с начала декабря оставались неподвижно на одном месте и не принимали больше пищи. Ни одна из них не пробовала зарыться в землю, как это делают греческие черепахи. Целые два месяца провели они в одном положении, предаваясь ленивому покою, но не впадая в зимнюю спячку. Когда в середине февраля пошел дождь, они появились, поели немного травы, с жадностью выпили большое количество воды, но потом снова удалились в свое зимнее убежище и впали в прежнее состояние. Только с середины апреля, когда началось теплое время года, они начали регулярно появляться в своей загородке большей частью около полудня. Спокойно нежились они под живительными лучами солнца и только вечером возвращались в свое ночное убежище.
«Почти все путешественники XVI и XVII веков, которые сообщали о своих наблюдениях и открытиях в Индийском и Тихом океанах, — замечает Гюнтер, — упоминают о бесчисленном множестве исполинских черепах, которых они встречали на отдельных или группами расположенных островах. Эти острова, находящиеся между экватором и тропиком Козерога, составляют два замечательных в зоологическом отношении центра. Один из них заключает в себе Галапагосские, или Черепашьи, острова; другой — острова Альдабра, Реюньон, Маврикий, Родригес и Мадагаскар. Обе эти группы сильно отличаются друг от друга, но они имеют то сходство, что на всех них, за исключением Мадагаскара, ко времени открытия не было ни людей, ни других больших млекопитающих. Ни один из упомянутых мореплавателей не указывает, чтобы где-нибудь в другом месте, на островах, как и на материке Индии, водились эти черепахи. Невероятно, чтобы тот или другой путешественник не упомянул бы о подобной встрече, потому что они составляли важную часть их пищи. Путешествия, которые продолжаются теперь несколько недель, требовали тогда целых месяцев, на всех кораблях был многочисленный экипаж, но пищей суда были снабжены очень скудно, эти черепахи, которых в несколько дней совершенно легко можно было словить любое количество, были весьма желательной добычей. Их можно было снести в трюм или куда угодно, сохранять целые месяцы без корма, убивать по мере надобности и при этом получать от 40 до 100 кг превосходного мяса: неудивительно, что некоторые судна на острове Маврикий или Галапагосских островах ловили их около 400 штук и увозили с собой. Полнейшая безопасность, которой до сих пор пользовались на своей родине эти беспомощные существа, так же как и их живучесть, которая позволяет многим поколениям жить одновременно, делают нам совершенно понятным необыкновенную многочисленность этих животных».
