–
Значит, вы утверждаете, что эта лошадь никого, кроме вас, к себе не подпускает? – спрашиваю я господина Т.
– А вы попробуйте сами, – последовал ответ.
Ну, что ж. Осторожно, ласково приговаривая и отгородившись на всякий случай фланкирным барьером от опасных копыт, я подхожу ближе к стойлу Ганса. Но, когда я протягиваю руку, чтобы погладить милую лошадку по голове, происходит нечто подобное взрыву, я вынужден мгновенно отскочить на два-три метра назад! Ну и лошадка! Она поднимается на дыбы, насколько позволяет цепь на шее, бьет копытами, ревет, злобно прижимает уши к голове да еще пытается ухватить меня оскаленными зубами. Да, тут действительно надо соблюдать дистанцию!
– А с вами, значит, он вполне приветлив? – интересуюсь я.
Вместо ответа господин Т., владелец конторы гужевого транспорта из Западного Берлина, заходит сзади в стойло лошади, запускает пальцы в ее гриву, похлопывает по голове, берет за ногу и приподнимает ее – и, смотрите-ка, злобный Ганс ведет себя миролюбиво, словно овечка.
Вот та лошадь, которую я давно подыскивал для своего очередного опыта! Дело в том, что я задался целью разузнать, по каким признакам лошадь узнает своего хозяина: по лицу ли, по фигуре, одежде или, может быть, по голосу?
Для этого мне необходима лошадь, которая с определенным человеком ведет себя совершенно по-другому, чем со всеми остальными людьми. Когда ищешь нечто подобное, то найти это бывает совсем не так просто, как может показаться. Каждый раз, когда мне сообщали о якобы подходящем случае, впоследствии выяснялось, что эта лошадь и с другими людьми ведет себя вполне обходительно, если только с ней вежливо обращаться.
Несколько месяцев тому назад я уже имел дело с роскошным жеребцом липиццанской породы по кличке Фавори, принадлежащим цирку Кроне. У этого благородного белого красавца, который каждый вечер, выступая на манеже, срывал бурные аплодисменты, была одна странная причуда: надевать на себя сбрую он разрешал только своему конюху, больше никому. Он, правда, не становился агрессивным или «социально опасным», как этот вот гнедой ломовик, нет, такого за ним не водилось. Но когда к нему в бокс – довольно просторное, выстланное мягкой соломой помещение – заходил кто-нибудь другой, а не его усатый служитель, то красивый жеребец поворачивался к посетителю задом, предоставляя разглядывать свой шелковистый белый хвост. А если человек пытался обойти его кругом, то он начинал кружиться на месте, все время задом к нежелательному пришельцу.
Каждый раз, когда у меня появлялась свободная минута среди моей основной деятельности, я шел на конюшню, где содержались лошади аристократических пород: берберийские чистокровные, блестящие словно отполированные тракененские, белоснежные липиццанские. Я вызывал обслуживавшего их конюха, который по утрам чистил, седлал и запрягал этих лошадей для репетиций на манеже. Конюху предлагалось заходить в денник к Фавори то в собственной одежде, то в моем пальто (которое ему доходило чуть ли не до пят) и напялив на голову мою шапку (которая сползала ему на глаза). А после него в денник входил я или еще кто-нибудь, оказавшийся поблизости, кого мы об этом просили.
Должен сказать, что Фавори отнюдь не просто так прощал своему конюху подобные переодевания. Когда конюх входил в моей одежде, то ему поначалу тоже приходилось лицезреть один лишь лоснящийся лошадиный зад. И порой должно было пройти две, а то и три минуты, пока жеребец с его тонким обонянием все же распознавал своего служителя и разрешал себя взнуздать и вдеть в рот трензель. Но после того, как ему это удавалось, заходил туда уже я, в своей одежде, которую перед этим надевал конюх, и наш приятель Фавори уже не чинил мне препятствий, как обычно, когда в непривычной одежде я входил первым, до конюха. Не оставалось никаких сомнений: для лошади одежда человека играет большую роль. Лицо решающего значения не имеет.
А вот этот злобный Ганс из конюшни для ломовых лошадей, этот изверг с манерами настоящего бандита, пусть он нам разъяснит, что для него важней в его единственном человеческом друге: глаза и вообще лицо или старые вельветовые рабочие штаны?
– Когда он ко мне попал, – рассказывает его хозяин, – он со мной держался так же строптиво, как и со всеми остальными. Но потом он заболел, у него был мыт в очень тяжелой форме, и я его в течение многих недель собственноручно лечил. С тех пор мы друг друга хорошо понимаем.
Хозяин считает абсолютно невозможным, чтобы «его» Ганс мог бы обознаться из-за какого-то переодевания. Ну что ж, попробуем.
Мы просим его жену одолжить нам для эксперимента какое-нибудь дамское пальто, и получаем черный плащ и в придачу черную шляпку. Шляпка, прямо скажем, не бог весть какая модная, но какая же женщина даст свою новую шляпку для подобных целей?
Когда господин Т. выходит переодетым в дамский наряд, мы не в силах сдержать улыбки. Самоуверенно он подходит к злющему молодому жеребцу... и тут же испуганно отскакивает назад. Ганс ревет, щелкает зубами и лягается во все стороны. Но как только дамское пальто и шляпка сняты и повешены в угол, он снова приветлив со своим хозяином как обычно.
Тогда мы решаем вывести его во двор – может быть, в конюшне недостаточно светло, чтобы Ганс мог разглядеть лицо своего любимого хозяина? Но он и здесь закатывает скандал, словно разъяренный лев, да такой, что в окнах соседних домов появляются перепуганные лица жильцов.
Итак, господину Т. не удается подойти к своей лошади в дамском наряде, независимо от того, подходит ли он молча, или с ласковыми уговорами. А коль скоро для этой лошади такую важную роль играет одежда, то, может быть, Ганс примет меня за господина Т., если я переоденусь в его костюм? Сказано – сделано.
Между прочим, моего попугая Агату удавалось провести подобным переодеванием. Попугай преспокойно пошел на руки к чужой даме, одетой в мой костюм. Но провести этого беса, гнедого Ганса! Он повел себя однозначно. Своей подкованной передней ногой он старается меня достать, да еще целится прямо в подбородок!
На следующий день я приношу с собой карнавальную маску и надеваю ее господину Т. В таком виде – в своей обычной одежде, но с чужим лицом – он подходит к «взрывоопасному Гансу» (теперь уже гораздо осторожней, чем вчера!). Но тот нисколько не озабочен «переменой лица», он разрешает себя гладить, похлопывать, брать за уздечку.
Спустя несколько недель я повторяю опыт, но уже с «пожилым» двадцатидвухлетним жеребцом, который уже едва в состоянии приподнять негнущиеся ноги, чтобы кого-нибудь лягнуть, но в то же время остается хитрющим пройдохой. Его тоже удается обмануть переодеванием.
Итак, заключение: человеческое лицо представляет собой для лошади лишь малую часть всей человеческой фигуры, не более и не менее важную, чем любая другая ее часть, равная по размеру. Лошадь ориентируется больше по общему виду человека: его одежде, движениям, жестам.
Для того, чтобы заставить лошадь узнавать хозяина по лицу, ее нужно специально на это натренировать частым переодеванием. Очень правильно отметил один знаток лошадей еще много лет тому назад: лошадей нисколько не трогает ни гневный, ни приветливый взгляд хозяина, они просто не обращают никакого внимания на выражение его лица.
Точно так же как лошадей, можно обмануть переодеванием и собак, и многих других животных, которые узнают знакомых им людей не по лицу.
Но есть и такие, которые узнают своих человеческих друзей именно «в лицо». К ним относятся черные вороны и фазаны. Это отнюдь не означает, что они «умней» собак или лошадей! Конечно, нет. Просто у воронов в их инстинктивное поведение входит «чистка глаз» у своего сородича. Они осторожно и нежно перебирают своими огромными острыми клювами друг у друга перышки вокруг глаз. Точно так же поступают они и с ресницами человека, с которым подружились. Отсюда ясно, что ворон легче запоминает и всю остальную часть лица вокруг глаз знакомого человека.
Многие мелкие животные часто рассматривают какую-нибудь определенную часть человеческого тела как партнера. Чаще всего это руки или ноги. Охотничьи ястребы рассматривают руку, одетую в кожаную перчатку, как место своей кормежки и защищают ее от лица охотника (он не должен ни в коем случае подносить руку к лицу). Некоторые «пешие» птицы заводят брачные игры с ногой знакомого им человека. Один ручной воробей сначала «ухаживал» за своим человеческим «партнером», а потом стал пробовать свить гнездо в кармане его пиджака! Значит, один и тот же человек для него являл собой одновременно и самку и чердачные стропила! Попугаи часто оказывают особые знаки внимания руке своего хозяина или хозяйки – пробуют «кормить» ее, засовывая клюв между пальцами.
Этим, наверное, можно объяснить, что попугаи хорошо различают именно руки разных людей. Например, один попугай, с которым проводили специальные опыты, безошибочно умел отличать руки трех людей от всех прочих даже тогда, когда эти люди были переодеты в чужую одежду, прятались за занавеской, высунув одни только руки, или надевали на руки перчатки.
Следовательно, нам следует остерегаться считать животное глупым или, наоборот, умным на основании всего лишь единичного факта – «узнавания» или «неузнавания» переодетого человека. Только пообстоятельней познакомившись с его образом жизни, можно неожиданно для себя прийти к такому выводу, до которого мы прежде и не могли додуматься.
Глава из книги «Мы вовсе не такие»
Бернгард Гржимек
Е. Геевская, перевод с немецкого